Мила Нортман

С Юлей я всегда была на «вы», хотя за 30 лет нашей дружбы она мне тысячу раз пеняла: «Милка, что это такое? Говори мне ты». Её бывшие студентки, ставшие с годами подругами, обращались к Юле на «ты» – в Италии это принято – и даже мои дочки, а я не могла. Тут советское воспитание сказывалось, хотя мы с Юлей всё советское на дух не переносили. Так и осталось, она мне «ты», я ей «вы». Несмотря на то, что перезванивались последние годы (по примеру Лёвы Разгона, который в Москве звонил Юле ежедневно, так называемая «проверка») каждый день и всем делились, от прочитанных книг до бытовых мелочей, включая обеденное меню. Юлю интересовало всё, особенно дети – их поздравления, смешные записочки по-русски она бережно хранила, я их нашла в её многочисленных папках, уже когда разбирала бумаги после её смерти. Разговоры о студентах тоже бывали бесконечными. Были годы, когда мы с ней спали в одной кровати в венецианской «Локанда Фьорита», недалеко от университета, где обе преподавали. Ночные разговоры бывали и очень личного свойства: мужья, любови. Но я к Юле все эти годы относилась с придыханием и на «ты» так и не перешла.

К своему огромному удивлению обнаружила своё имя в Юлином завещании. У неё было множество друзей, старинных и просто старых, новых и новейших, по всему свету: в России, Америке, Италии, Германии, Швейцарии, Израиле. А в завещание, среди считанных, попала я. Меня это потрясло. Юле я обязана многим: во-первых, по её учебнику преподаю уже 30 лет (всегда ощущала, что он как будто специально для меня написан), Юлины любимые друзья: Нина Бейлина, Петя Немировский, Рената Баффи – стали моими близкими друзьями, сама её дружба внесла в мою жизнь большую радость и свет. Увидев в завещании своё имя я поплакала и поудивлялась, а потом меня осенило: я, видимо, была единственной, кто знал всех Юлиных друзей – многих лично, других по рассказам и по Постскриптуму, который я печатала по Юлиным рукописям – и, следовательно, единственным человеком, который по совести мог разобрать её книги, вещи, картины и раздать их так, чтобы у ближайших друзей осталось что-то на память о любимой ими Юле, пристроить архив, связаться с родными.  Полное доверие – самый большой дар, который мне достался от Юли.

Приезжая два раза в год навещать её, – в Милан на Рождество, когда все сидят по домам с семьями, и летом на очередную дачу в горах, – я первым делом радостно сообщала ей, как она прекрасно выглядит. Юля смеялась и говорила: «Ты смотришь на меня через розовые очки». Но это неправда. Она на самом деле была очень красивая, умная, добрая, обаятельная, всеми любимая!