ЖИЗНЬ КАК ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ РОМАН
Не стало легендарной Юлии Добровольской — выдающейся представительницы мира культуры российского зарубежья, писателя, переводчика и педагога. Она умерла за месяц до своего 99-летия — до последнего дня погруженная в работу, полная творческих планов и неподдельного интереса к окружающему миру. Прожитый ею «век-волкодав» был похож на приключенческий роман, полный удивительных событий, горестных и счастливых, замечательных свершений и судьбоносных встреч.
Гражданская война в Испании, работа в ТАСС в годы Великой Отечественной, ГУЛАГ, реабилитация, десятилетия плодотворной переводческой и преподавательской деятельности в Москве, Венеции, Триесте и Милане, две Государственных премии Италии, — вот вехи её биографии.
Юлия Абрамовна Добровольская родилась 25 августа 1917 года в Нижнем Новгороде в семье лесничего, училась в Ленинградском университете у Владимира Проппа, знаменитого фольклориста и филолога. Краткий курс испанского языка, и в 1938 году она — уже переводчик советских добровольцев, помогавших республиканцам в Испании. Именно ее описал Эрнест Хемингуэй в знаменитом романе «По ком звонит колокол,» в образе юной рыжей переводчицы советского комиссара. В своих мемуарах, второе издание которых под названием «Жизнь спустя» только что вышло в славном петербургском издательстве «Алетейя», Юлия Добровольская рассказала и о памятных встречах с Долорес Ибаррури, испанской «пассионарией». О дальнейших перипетиях своей судьбы она пишет так: «В 1942 году я начала работать в агентстве ТАСС. На пяти языках читала иностранные газеты, отбирая новости для журналистов». Затем последовал арест, «шарашка», а после освобождения и реабилитации она начала преподавать итальянский язык в МГИМО, одновременно став одним из самых успешных переводчиков итальянской литературы, членом Союза советских писателей и правления общества «СССР-Италия». Она — автор ставших классическими словарей и учебных пособий, блестящих переводов итальянской прозы (Альберто Моравиа, Леонардо Шаша, Джанни Родари и многие другие). Полтора года назад о судьбе Ю.Добровольской рассказал российский телеканал «Культура» в одном из фильмов серии «Русские сезоны в Италии» (режиссер Кэти Хараидзе).
…Я помню, как она вошла 1 сентября далёкого уже 1958 года в нашу маленькую аудиторию старого здания МГИМО, что у Крымского моста. Вошла стремительно, с улыбкой, с копной золотых волос — молодая, красивая, модная — и мы, пятеро
разновозрастных, но одинаково безмозглых первокурсников, тут же влюбились — в неё и в итальянский язык одновременно. Счастливое совпадение, когда уроки
были не только трудом, но и праздником, веселой игрой. Лексику мы учили, горланя дурными голосами итальянские народные и эстрадные песни.
Потом эти знания закреплялись на кинопросмотрах, на концертах певицы Виктории Ивановой, близкой подруги нашей учительницы.
Вообще её замечательные талантливые друзья принимали посильное участие в педагогическом процессе: например, когда Юлия Абрамовна решила поставить с нами кукольный спектакль по сказке «Пиноккио» (известной у нас в вольном пересказе Алексея Толстого) своими навыками ловко обращаться с деревянными человечками поделился с нами сам Зиновий Гердт… Кстати, именно благодаря его репетициям я всю оставшуюся жизнь «играю в куклы» — всерьёз занимаясь увлекательной историей невероятных приключений Пиноккио в России.
Но вернёмся к урокам Добровольской. Она с успехом проверяла на нас свой замечательный «Практический курс итальянского языка», заставляла вслух читать итальянские газеты (увы, только коммунистические — «Unità'» и «Paese Sera» — другие не продавались), учила нас нараспев декламировать классическую и современную поэзию…
«Жизнь как роман», — так была озаглавлена очередная статья в итальянской прессе, посвященная моей учительнице (в воскресном иллюстрированном журнале «La Sette»). Там ещё раз рассказана удивительная биография Добровольской, в которую вошла целая эпоха.
«Люди, годы, жизнь», — названием мемуаров Ильи Эренбурга можно суммировать содержание и её рассказа. Главное в этой триаде — всё-таки люди, вереница ярких персонажей целого века русской и итальянской истории, мастерски очерченных скупыми и меткими штрихами. Со многими из героев Добровольской мне довелось, благодаря ей, даже лично познакомиться — в её квартире в московском доме на улице Горького или на миланском проспекте Порта-Романа.
С одним из именитых гостей — Альберто Моравиа мы говорили у Юли за столом о дальних странах. Моравиа написал тогда чудесную, ностальгическую книгу «Mal di Africa» («Заболеть Африкой») — о путешествиях по Черному континенту, и мы вспоминали водопады абиссинских гор и сухие ветры сомалийской саванны…
Еще один Юлин друг, художник-коммунист Ренато Гуттузо даже набросал карандашный портрет моего младшего сына, играющего на скрипке. Гуттузо, к сожалению, проявил себя «твердым партийцем»: когда Юля, перед окончательным отъездом на Апеннины, должна была (так полагалось!) написать заявление о выходе из КПСС и сдать свой партбилет в райком. Узнав об этом, прославленный «певец рабочего класса» демонстративно прервал с ней всяческое общение. Правда, после начала перестройки маэстро попытался по телефону эту многолетнюю дружбу возобновить, но — надо знать Юлю — трубка была брошена… Список наших славных соотечественников, с которыми довелось познакомиться,
а с некоторыми и подружиться благодаря Юле, не для этого скромного очерка. С благодарностью назову только несколько имен: Лиля Брик, Лев Разгон, Натан Эйдельман, Владимир Порудоминский, Валентин Плучек, Юрий Любимов, Мераб Мамардашвили и многие другие…
И еще об одной публикации: в январе прошлого года Ю. А. рассказала о главных событиях своей жизни в интервью корреспонденту влиятельной римской газеты «La Repubblicа» Антонио Ньоли. Популярное столичное издание посвятило ей целый разворот с большим выразительным портретом работы итальянского графика Риккардо Маннелли. «В свои 98 лет она нашла оригинальный способ ощущать прошедшее время, передавая окружающим свою готовность к преодолению даже самых страшных испытаний без боязни», — комментирует автор интервью. Со слов Юли, газета поведала итальянским читателям и об аресте по распространенному в то время обвинению: «Измена Родине — находилась в обстоятельствах, при которых могла быть завербована»…
Важнейший жизненный этап (с ноября 1982 года) — переезд в Италию. Новые учебники и ученики — теперь итальянские. «Эмиграция — генеральная репетиция смерти», — повторила Ю.А. свою ставшую крылатой фразу и добавила: «Эти тридцать лет были интенсивными. Я много писала, преподавала в венецианском университете «Ка Фоскари»… Я не была диссиденткой, но обрела опыт внутреннего сопротивления, что позволило мне сохранить душевное равновесие. Хотелось бы сил побольше, но годы идут… Хотелось бы иметь побольше веры… И ещё хотелось бы иметь немного будущего, хотя знаю, что у меня его мало осталось, но достаточно, чтобы поблагодарить множество людей за добро, которым, они меня одарили».
«Варежки» Юлии Добровольской
(дополнение к воспоминаниям)
Мы разговаривали по телефону ежедневно. Однажды, в разгар прошлогодней летней жары, Юля пожаловалась на редакторов издательства, где готовился новый вариант ее выдающегося Большого словаря. «Ты представляешь, Алеша, они пропустили в моей правке такое важное и замечательное слово как «в а р е ж к и»… Я попробовал ее успокоить, договорились созвониться на следующий день. А ночью ее не стало. Она не дожила неделю до своего 99-летия. До последнего часа, как и всю жизнь, работала — сосредоточенно и вдохновенно. Ясность мыслей и высокая дисциплина ума…
А началось наше общение 1 сентября 1958 года, когда в маленькую аудиторию в МГИМО вошла красивая рыжеволосая женщина, и мы, пятеро парней, сразу же влюбились в неё и, благодаря ей — в итальянский язык. У Юлии за плечами к этому времени уже были и учеба у Проппа в Ленинградском университете, и участие в Испанской воцне, и работа в ТАСС, и ГУЛАГ, и реабилитация… А в тот момент она писала свой ставший знаменитым «Практический курс итальянского языка», и нам была отведена роль подопных кроликов. В предисловии к учебнику было, в частности, сказано: «Опыт показывает, что даже студент средних способностей после трех лет обучения может осуществлять письменный и устный перевод…». Эта фраза меня почему-то расстроила, и Юле Абрамовне пришлось даже объяснять: дескать, я не тебя ииела в виду! Но осадок, как говорится, остался.
У нее были свои собственные методы обучения. Мы ходили на концерты итальяынской песни в исполнении ее давнего друга известной певиции Виктории Ивановой. Долго мы распевали «Comprate i fiori…»
Однажды Юля пригласила нас в Дом Дружбы на круглый стол, посвященный проблемам современного театрального искусства. Мы сидели в деревяной гостиной, вдоль стены, а за большим столом восседали звезды и корифеи итальянского и советского театра — Джорджо Стреллер, Анна Проклемер, Джорджо Альбертацци, Паоло Грасси, а напротив — Николай Охлопков, Андрей Гончаров, Георгий Товстоногов и другие мастера. Дискуссия была оживленной и творческой. Вокруг стола расхаживал молодой человек, который синхронно, без остановки переводил ораторов. И делал это блестяще. Потом выяснилось, что его звали Александр Махов. «Я просто хотела вам показать, что это можно делать!», — сказала Юля…